Последний сон разума - Страница 84

На самом деле женщина обостренным материнским инстинктом уже предчувствовала, что с младенцем что-то не то, да и младенцем его назвать было уже трудно. Густые черные волосы спадали прямыми прядями на уши и на лоб, из-под которого смотрели на мир глаза, полные какой-то мудрости. Или так казалось матери…

Участковый во время обеденного перерыва рассказывал майору Погосяну о своих сомнениях:

– Чуднґо как-то – мальчишка растет не по дням, а по часам! Уже волосатый и зубастый! И ходит!..

– Так бывает! – ободрил майор, поглаживая свой живот. – Сейчас такие дети! Брюхо болит!..

У самого Погосяна, как известно, детей не было, и откуда он знал, как все это бывает неизвестно. Но ответ старшего по званию совершенно успокоил Володю, и он продолжал исполнять свои обязанности.

На отделении было два висяка, причем тяжелых. Убийство татарина Ильясова и аналогичное преступление – убийство Кино Владленовны Дикой, воспитательницы Детского дома.

Если считать, что дело Ильясова было почти раскрыто, во всяком случае известны фигуранты, то с воспитательницей обстояло хуже – никаких версий! Девушку похоронили на загородном кладбище, и милиционеры во время похорон прятались за деревьями, надеясь вычислить преступника, – те нередко приходят попрощаться со своими жертвами. Но такового обнаружить не удалось, и гроб забросали стылой землей…

На четвертый день маленький Семен стал разговаривать. Причем он сразу сказал целую фразу:

– Все было бы хорошо, если бы не было так плохо!

Анна Карловна чуть было не упала в обморок, а Володя Синичкин, наоборот, воспринял сына вундеркиндом, способным добиться в жизни более примечательной судьбы, нежели он, капитан милиции.

На пятый день Семен весил уже двадцать килограмм, самостоятельно встал к завтраку и поел с аппетитом, поддерживая при этом содержательную беседу с отцом.

– Ты мой отец, и я тебя ценю! – произнес мальчик, хрустнув огурчиком.

– За что же ты меня ценишь? – поинтересовался Синичкин. – Ведь ты обо мне ничего не знаешь!

– Мне достаточно, что ты мой отец, и именно за это я тебя ценю.

Володе стало очень приятно. Его еще никогда не превозносили.

– Я тебя тоже люблю! – признался участковый.

– Я о любви не говорил, – покачал головой Семен. – Я о человеческой ценности.

– Так значит, ты меня не любишь?

– Ты как женщина говоришь – любишь или не любишь, когда существует множество других оттенков человеческих чувств.

Анна Карловна слушала их разговор, и ей было не по себе до холодности в желудке.

– Каких, например? – поинтересовался Володя.

– Например, нежность, уважение…

– Родителей необходимо любить! – рек Синичкин.

– Кто это так сказал?

– Это говорю я, твой отец!

Мальчик откусил от бутерброда с колбасой.

– Хорошо, – ответил он. – Я подумаю. Но все же мне кажется, что уважение к родителям гораздо важнее, чем любовь! Любить нужно детей, мужчине необходимо любить женщину, а женщине – мужчину! Родителей же надо уважать!

У Анна Карловны началась истерика. Сначала она завсхлипывала, а потом завыла в голос. Ей было совершенно непонятно, более того, в голове все перемутилось от того, как ее муж разговаривает о таких умных вещах с ребенком пяти дней от роду!

Володя с неудовольствием поднялся из-за стола и отвел жену в спальню, где уложил в постель, накапав в рюмочку валокордина.

– Да как же так! – всхлипывала Анна Карловна.

– А так! – ответствовал муж. – Акселерация! Мальчик гением, может быть, вырастет!

– Ах, не нужен нам гений! Хочу обычного ребенка!

– Эгоистка! – рассердился Синичкин. – Лежи тут!

Он вернулся на кухню к сыну и сказал, что тоже подумает над его словами.

– Спасибо, – поблагодарил мальчик.

– На здоровье, – ответил Володя.

В голове Синичкина родился план вызвать представителя Книги рекордов Гиннесса и запечатлеть на камеру такое выдающееся его дитя. Но как доказать Жечке Жечкову, что мальчику действительно всего пять дней от роду?.. В этом состояла главная загвоздка…

– Ах, не нужно никакой шумихи по моему поводу! – сказал маленький Семен.

– Я не хочу славы. Слава – блеск самовара в лучах вечернего солнца. Она неплодо-творна и разрушает организм до основания. Скромность – вот что созидает душу, оттачивая ее грани.

Синичкин оторопел от того, что сынок прочитал его мысли, но постарался виду не подать и опять пообещал, что подумает над словами Семена.

– Еще колбаски хочешь? – поинтересовался капитан.

– Спасибо, я сыт. Мне кажется, что нельзя в еде переусердствовать, так как сытый желудок – это колыбельная для мозга.

Участковый поперхнулся холодной котлетой и взялся за стакан с чаем в тяжелом подстаканнике. Обычно он подслащивал напиток тремя ложками сахара, но на этот раз решил обойтись одной, да и то без верха.

– Тяжело мне, сынок! – почему-то сказал Володя. – Преступления не раскрываются!..

– Значит, не там ищете, – ответил мальчик. – Все преступления раскрываются, только десятилетия могут пройти, или жизни.

– Девушку убили. Красавицу!

– Жаль.

Синичкин вдруг заметил, что волосы Семена, к началу завтрака отросшие до ушей, сейчас закрыли их полностью.

Эка, диво! – воскликнул участковый про себя. Но сейчас же вспомнил, что и с ним случаются всякие дива, например, ноги светятся!

– Твои ноги – живородящие! – объяснил маленький Семен, опять прочитав мысли отца. – Твои ноги рождают чужие судьбы, о которых тебе неведомо, но которые тесно с тобой переплетены. Ты проводник, отец!

– Проводник чего?