Последний сон разума - Страница 99

К оглавлению

– Замерзла?

– Ага.

– Чай будешь?

– Я есть не хочу.

Майор смотрел на нее открыто и думал о том, что она могла бы быть его дочерью и как это было бы чудесно.

– Фамилия моего отца – Петров, – как будто отгадала его мысли гостья.

– Да-да, – отозвался Погосян. – А имя?

– Митя. Дмитрий.

– Да нет же, твое!

– А-а, я не поняла. Жанна.

Майор посмотрел на часы.

– Однако уже половина десятого! Нужно к празднику готовиться.

– Да, – согласилась девушка. – Вам помочь?

– Сам. Мне и на стол-то ставить нечего. Гостей не ждал. Правда, шампанское имеется и торт маленький.

– Замечательно, – Жанна улыбнулась, и от ее улыбки на глаза милиционера почему-то навернулись слезы.

Погосян открыл холодильник и выставил на стол угощение. Затем снял форменный китель, расстегнул на рубашке верхнюю пуговицу и уселся на стул, откинувшись на спинку.

И вдруг он сказал:

– Я сегодня умру!

Она ничего не ответила и даже не поменялась в лице.

– Ты мне не веришь?

– Верю.

– У меня запущенный рак.

Она улыбнулась виновато.

– Вот ведь как!

Погосян откупорил бутылку шампанского, которое лишь слегка запузырилось из горлышка, плеснул в фужеры и открыл коробку с тортом.

– За жизнь! – Его рука, покрытая черным волосом, поднялась чересчур высоко, вознося фужер к потолку, что обозначало браваду. Он выпил до дна, затем не сдержался и рыгнул в ладонь.

– Прости, газировка!

Жанна лишь слегка пригубила напиток, осторожно сняла с торта орешек и положила его на язычок.

– Ненавижу смерть! – рыкнул Погосян. – Зачем жить, если твоя смерть не становится национальной трагедией?.. Ненавижу смерть!

– За что? – спросила девушка, заставив майора сделать удивленные глаза.

– Как за что? Смерть омерзительная штука! Она делает человека бессильным перед окружающим миром!

– Мне кажется, что вы не правы.

Погосян еще более удивился.

– И в чем же я не прав?

– Вот у вас рак, – сказала Жанна тихо. – Ведь так?

– Ну!

– У вас сильные боли. Мучения начнутся еще сильнее и будут продолжаться, пока вы не станете сходить с ума, пока вы не закричите, моля, чтобы смерть пришла немедленно! Ведь так?

– Положим.

– Смерть – не злая тетенька, которая подливает вам в шампанское яду. В вашем организме такие процессы произошли, что несовместимы с понятием жизнь! Смерть – просто как выключатель. Когда лампочка накалилась до предела, ее нужно отключить. Почему же смерть отвратительна, если вы ее сами призываете?

– Глупость! – отрезал майор, хотя про себя подумал, что девчонка умна чрезвычайно. – А когда человек умирает, положим, просто идя по улице? Падает и все! За что, спрашивается? Ведь нет у него рака! Ничего не болело даже!

– Что у него сердце от рождения испорчено, так не смерть в этом виновата. Она лишь не позволяет жить человеку с остановившимся сердцем.

– Чего это! А пусть живет, хоть без сердца! Кому какое дело!

– Вы забываете о душе!

– А что душа?

Погосян налил фужер до краев и выпил залпом, глотнул до дна.

– А если душа не может находиться в холодном теле?

– Так значит, душа есть? – вскричал милиционер.

– Не знаю, – ответила Жанна и смутилась.

– То-то и оно! – вздохнул майор и помял свой живот. – А кто знает?

– Я не знаю.

– Скоро я буду знать! – с бравадой произнес Погосян и посмотрел на девушку, ожидая увидеть в ее взгляде оценку мужской силы духа. Но Жанна по-прежнему была скромна и не участлива. Ей было лишь слегка неловко за сложившуюся ситуацию.

– Ты случаем в морге не работала? – обиделся майор.

– Нет, а что?

– А то, что ты так спокойна, как будто тысячи смертей видела.

– Извините.

Они помолчали, пока на электронных часах не выскочили цифры 23:45.

– Кушай, дочка, торт! – как-то нервно предложил майор.

– Спасибо, – поблагодарила Жанна.

– Не хочешь?

– Нет.

– А я выпью.

Милиционер допил остатки шампанского, отодвинул бутылку в сторону, враз стал серьезным и, оборотив лицо с народившейся щетиной к Жанне, грубо сказал:

– Выйди за дверь!

– Зачем? – спросила девушка.

– Сказал, выйди!!!

Она не обиделась, просто встала и вышла в коридор, закрыв за собой дверь. Жанна стояла в темноте и, прислонившись к стене, слышала, как включился телевизор и как диктор рассказывал, что произошло в прошедшем году примечательного. Также он возвестил, что до Нового года осталось десять минут.

Тем временем майор Погосян достал из шкафа белое вафельное полотенце и обмотал им голову. Там же в шкафу хранилась бутыль спирта, из которой милиционер налил в стакан до края. Затем он вытащил из кармана брюк табельное оружие и уложил его перед собой на стол. Выпил. Подумал о том, что не смог раскрыть преступления, связанные с убийством татарина Ильясова и молодой воспитательницы Детского дома со странным именем Кино. Алкоголь лишь слегка отупил, но не опьянил… Майор взял оружие в руки, проверил обойму. Хмыкнул, проговорил: «Ай, молодца!», открыл рот, вставил черный ствол, скрипнув металлом о зубы, выдохнул и выстрелил…

Полотенце не дало мозгам разбрызгаться по всей квартире, но в мгновение из белого превратилось в красное. На часах было 23:59, и что самое удивительное – при таких глобальных разрушениях головы майор Погосян был жив и дышал полной грудью. Глаза были открыты, но по ним было сложно понять, соображает еще человек или просто уставил гляделки в пространство.

Жанна вошла в комнату и села напротив застрелившегося. Она сняла с торта еще один орешек, но не стала его есть, а уронила на пол. Потом приоткрыла губы и легким выдохом выпустила синее облачко, которое поплыло к самоубийце и влетело в его искореженный рот.