Последний сон разума - Страница 50

– Семен, – произнесла Анна Карловна тихим голосом, уже не улыбаясь, с видом серьезным и ответственным.

Вот уже и имя мое запутала, – поморщился участковый.

– Владимиром меня зовут, – напомнил он.

– Деда твоего так звали – Семен, – почти пропела жена. – Героя войны. Так пусть и правнук его будет называться – Семен. Таким образом Семен Владимирович получается. Синичкин!..

Неожиданно ребеночек задергал ножками, распихал плед, обнажил свое мужское достоинство и пустил к потолку хрустальную струйку. Впрочем, запас жидкости в розовом тельце был короток и фонтанчик через пару секунд иссяк, но дело свое сделал.

Участковый Синичкин стоял посреди комнаты, а по щекам его стекала почему-то пахнущая женщиной моча.

Володя не знал, что ему предпринять, то ли засердиться люто, то ли пропустить это явление незамеченным. К тому же, утеревшись рукавом и взглянув на младенца сердито, он обнаружил мальчишку улыбающимся во весь рот и смотрящим определенно на него, в самые глаза.

– Ну, и где ты его взяла? – обратился он к жене с сострадательностью в голосе.

– Правда, хорошенький? – прижав пухлые ладошки к своим щекам, спросила Анна Карловна.

– Хорошенький, – согласился Синичкин и еще раз оглядел мальчишку, голого, сучащего мокрыми ногами, толстыми и похожими на круассаны. – Чей же?

– Володечка, – вдруг защебетала супруга. – Вышла я в магазин, чтобы на ужин купить всякую всячину, котлеты тебе изжарить хотела для доброго сна, пива иностранного купить, а потому встала раньше обычного. А тебя уже нет… Я вышла из подъезда, остановилась вдохнуть воздуха свежего, а передо мною снег нетронутый. Так и боюсь вступить на него, красоту такую нарушить… И тут слышу – «гу-гу», «гу-гу»! Ну, думаю, как и ты, кошка приблудная пищит. Оглядываюсь – нет никакой кошки, а лежит под крылечком младенчик мужеского пола и смотрит на меня черными глазенками. Лежит совсем голенький, снежком совсем припорошенный. Я тут же заплакала вся, так мне его жалко стало, ведь умрет маленький, закоченеет! Я спрыгнула сейчас же в снег и на руки его подняла, а он весь горячий, словно печка, и опять смотрит мне в самые глаза. Я пальто сняла, закутала его и домой побыстрее! Растерла водочкой и в плед укутала… Это нам Бог ребеночка послал!

– Подкидыш! – сделал вывод Синичкин. – Какая-то алкоголичка родила и выкинула на природу!

– Ну и что, что подкидыш! Нам все равно!

– Дело надо заводить! – сказал капитан и задумался. – Мамашу искать и к ответственности привлекать!

– Никакого дела! – вдруг жестко отрезала Анна Карловна. – Ребенок останется с нами!

– Ты что, не понимаешь, что этого нельзя сделать! Преступление это!

– А мне плевать! Это Бог послал нам ребенка! Мы его себе и оставим!

– Нет! – отчеканил участковый.

– Да, – тихо обронила жена. – Или уйду от тебя!

– Куда? – растерялся Володя.

– Уеду к матери. Ребенка хочу!

– Так я же не виноват, – с лаской в голосе заговорил Синичкин. – Я же со всею душой за детей, за мальчиков и девочек. Но не получается у тебя… Что-то такое в организме твоем не так!..

– Я много раз проверялась, – грустно улыбнулась жена. – И всякий раз мне говорили, что все в порядке, рожайте на здоровье!

– И что же ты не рожала? – с удивлением развел руками муж.

– А то, что в процессе зачатия и мужчина участвовать должен.

– Так мы же с тобой по два раза в день! Я тебе никогда по молодости не отказывал!

– Носила семя твое на проверку… Сказали, что нежизнеспособны твои… Эти…

Анна Карловна покрутила пальцем, как змейкой.

– Головастики твои, – сопроводила она голосом. – И вылечить нельзя!

Синичкин стоял, словно под дых ударенный. Не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Все сперло у него в груди, а в голове закружилась, запуталась в кольцо фраза – не мужчина я, не мужчина!.. Но тут же у него промелькнула мысль, что жена нагло врет, обвиняя его в неспособно-сти, – ради того чтобы ребеночка оставить, бабы на все решатся! Вот и историю с его неспособностью на ходу сочинила!

Володя преобразился лицом, налил щеки гневом и прошипел:

– Врешь! Побью!

– Не пугай, у меня бумаги сохранились!

– Что за бумаги?

Он сжал кулаки и надвинулся на жену, с твердым намерением ударить ее в толстый живот.

– Спермограмма твоя!

Слово «спермограмма» вдруг отрезвило Синичкина и прервало наступление. Более того, это медицинское слово, связанное понятием только с мужским индивидуумом, опять жутко напугало его и капитан тотчас уразумел, что жена не врет, а говорит истинную правду, а значит, эти головастики у него и вправду мертвы.

Загугукал ребеночек, и Анна Карловна устремилась к нему:

– Он кушать хочет, маленький!

Мертвое семя у меня, повторял про себя Синичкин. Мертвое!

– А кто маленькому за кашкой сходит?

Володя скосил глаза на грудняка, и тот вновь улыбнулся ему всей мордашкой, отчего у Володи вдруг защемило сердце и подступил комок к горлу. Он внезапно осознал, сколько в нем нерастраченной любви скопилось, сколь сильна она, не траченная годами, и что если не начать отдавать ее, хоть по капле, то загнется он от тоски прежде-временно, сознавая свою никчемность, забродив жизненными соками, превращающимися на старости в уксус!.. И вскричал тогда милиционер:

– Я люблю тебя, Аня!

Он подбежал к жене, обнял ее за теплые плечи, прислонился губами к мягкому уху и зашептал:

– Мы вырастим его! Мы вырастим нашего мальчика очень хорошим и умным!

– Да-да! – жарко вторила Анна Карловна.

– Он вырастет в красивого юношу!..

– Да!..

– И у нас будут прекрасные внуки на старости лет.